Немезида: От полуночи до часа кошмаров - Страница 121

121

Юдифь взобралась на кучу мусора, протиснулась на коленях немного в дыру между потолком и мусором и посветила туда зажигалкой.

— Карл? Мария? — повторила она. — Меня кто-нибудь слышит? Вы ранены?

Никто не ответил, и через несколько мгновений Юдифь вернулась, грустно качая головой.

— Ничего, — со вздохом сказала она. — Если кто-то погребен под этими обломками, мы ничего не сможем для них сделать. Давай поищем Элен.

Я кивнул, еще раз погладил ее по голове, обнял за плечи, и мы пошли так к выходу. На этот раз она не отстранилась. Я почувствовал явное облегчение. Мы сказали друг другу наедине всего лишь несколько фраз, но они сотворили маленькое чудо: если Юдифь все еще не доверяла мне, то в такой незначительной степени, что этого было недостаточно, чтобы закрываться от меня. Мы дошли до помещения, в котором были свалены кровати. Здесь тоже выключился ток, что укрепило меня в мысли, что еще недавно здесь мог быть кто-то, кто ждал, что останется от подвала. Эта электрическая сеть в прошедшие шестьдесят лет пережила минимум два взрыва, и никак не могла остаться неповрежденной. А раз так, она должна была неоднократно ремонтироваться, ведь тот ущерб, который мы только что причинили подвалу (я причинил!) был сравнительно слабым, а предохранители тем не менее вышли из строя.

— Вот! — вырвалось у Юдифи, когда мы уже почти миновали весь проход. Она посветила зажигалкой на что-то, что она обнаружила на пыльном полу между разорванными, мятыми, пожелтевшими лабораторными протоколами, и подняла это. — Это ботинок Марии, — с облегчением вздохнула она. — Таким образом, остается только один, кто может быть погребен под завалом.

— Карл был всего в шаге сзади от меня, когда обрушился потолок, — сказал я, желая ее успокоить. — Он вполне мог успеть отскочить в безопасное место.

Некоторое время мы молча шли рядом по коридору в кромешной темноте, потому что Юдифь освещала проход пламенем зажигалки лишь эпизодически, чтобы не обжечься и не растратить ее раньше времени, что могло бы привести к тому, что выход из этого лабиринта (в наличии которого я уже вовсю сомневался) нам придется нащупывать в полной темноте. И хотя я всегда считал свое умение ориентироваться не более надежным, чем способность отравленного рыбой альбатроса найти выход из стеклянного лабиринта на ярмарочной площади, мои ноги с необъяснимой, жуткой уверенностью сами несли меня по темным подвальным коридорам ко второму пролому. У самого пролома Юдифь вдруг остановилась и взяла меня за руку.

— Я… — нерешительно начала она, запнулась и некоторое время подыскивала слова. — Мне очень жаль, что я была так несправедлива к тебе, — наконец проговорила она.

— Ничего страшного, — ответил я и заставил себя улыбнуться, но получилась какая-то жалкая гримаса. — В такой ситуации это абсолютно неизбежно, — вздохнул я и прижал ее к себе. — Каждый из нас кому-то не доверяет: ты — мне, Мария — Эду, я — Карлу, а Элен… — я пожал плечами, — должно быть, всем нам, — закончил я.

Юдифь энергично потрясла головой.

— Но я так все усложнила, — сказала она. — Было бы гораздо лучше поговорить с тобой об этом. А я думала, что это самое простое объяснение твоего долгого отсутствия. И это же объясняло ту странную тень. Теперь я думаю, что я даже не вполне уверена, что я кого-то видела. Самое простое было на кого-то все это повесить, чтобы просто перенести на него свой страх. Это делало все таким…

— Понятным? — продолжил я.

Юдифь благодарно кивнула.

— То же самое Мария делает с Эдом, — сказал я и постарался широко улыбнуться, чтобы как-то снять напряжение, которое все еще висело в воздухе. — Вот таковы вы, женщины: если у вас критические дни, то мужчины виноваты в плохой погоде, в страданиях голодающих в третьем мире.

— Негодяй! — Юдифь изобразила, как будто она хочет ударить мне кулаком в живот, но не могла скрыть улыбки.

Я еще крепче прижал ее к себе, погладил ее волосы, а она прижалась щекой к моей груди и с облегчением вздохнула. И, несмотря на драматичную ситуацию, в которой мы все еще находились, мы просто крепко обнялись, прижались друг к другу и стояли так несколько приятных, волнующих мгновений. Я вдыхал чудный аромат ее волос и ее теплой, мягкой кожи. И даже пот, от которого намокла ее одежда, казался мне духами, и я даже немного удивился, какими яркими в этот момент были мои ощущения. Может быть, я сам хотел внушить себе, что я в нее не влюблен? Может быть, и нет, продолжал я вполне успешно уговаривать себя и дальше, что вовсе не мешало мне всем моим существом наслаждаться этим интимным моментом. Возможно, это полная темнота, царившая вокруг, усилила все мои обонятельные и осязательные способности, так как потерялась возможность зрительного восприятия. Тут Юдифь взглянула на меня, и в следующую секунду ее нежные, мягкие губы нежно прикоснулись к моим. Я ответил на ее поцелуй и после нескольких мягких прикосновений почувствовал на моих губах кончик ее языка.

В действительности, наверное, прошло всего несколько минут, но они показались мне часами. Никогда в жизни я еще не целовался так сильно, так страстно, должно быть, потому, что еще никогда не встречал женщину, которая так невероятно целовалась, как она. Я вспомнил, что мы вечером в шутку договорились о реванше, и решил безотлагательно взять его, как только закончится это ужасное путешествие. Я бы мог взять ее с собой в Штаты, совершенно независимо ни от каких обязательств и какого-либо принуждения. Я был убежден в том, что еще никогда не любил ни одну женщину. Были отношения и приключения, но у меня никогда не было чувства, что у меня разорвется сердце, если женщина меня оставит. И Юдифь я не любил, но то, чего не было, могло еще случиться. Я почувствовал, что у меня забегали мурашки в животе.

121