— Так вот, — сказал Стефан. Хотя он все еще пристально смотрел на Карла, не сводя с него глаз, он не мог не заметить реакции Марии, так же как и Юдифи, да и моей. — Как давно вы думаете, что золото нацистов находится здесь?
Карл упорно молчал дальше, но Стефан явно увлекся своей новой идеей и продолжал одновременно вдумчиво и воодушевленно:
— Понятно, это здание очень древнее. Я думаю, вы уже довольно давно наткнулись на какую-то статью о нацистском золоте в первый раз. Не так ли? И с тех пор вас не покидала мысль, что часть этих сокровищ может находиться здесь.
Карл молчал. Упрямое выражение на его лице постепенно сменилось на выражение неприкрытой ненависти.
— Да, должно быть, так оно и было. Я конечно же не знаю, что именно навело вас на мысль, что золото может быть именно здесь, но…
— …так вот почему он в какой-то момент получил должность здешнего управляющего, — перебила его Мария. Она смотрела на Карла широко раскрытыми глазами, а выражение, с которым Карл смотрел на нее, было куда более откровенным, нежели то, какое он позволял себе в отношении Стефана. Однако, к немалому моему (и не только моему) удивлению, это нисколько не смущало Марию, а даже наоборот. Она резко кивнула и продолжала говорить, глядя попеременно то на красную папку; то на Карла: — А знаете, я никак не могла этого понять! На эту должность никто не шел. Она плохо оплачивается, а до той поры, пока они не начали ремонтировать подвалы, здесь было и вовсе не безопасно!
— Как, впрочем, и сейчас, — добавила Юдифь.
— И, тем не менее, он сюда все время рвался, — продолжала Мария. — Каждую свободную минуту он проводил здесь, наверху.
— А ты откуда знаешь? — спросила Юдифь.
— Потому что я знаю Карла, — ответила "Мария. — Да его в Грайсфельдене все знают. Мы же соседи.
— Ты живешь здесь? — спросил я.
Мария быстро машинально кивнула, продолжая смотреть из Карла с выражением растущего удивления.
— Вот теперь мне все ясно, — пробормотала она. — Вы использовали любую возможность, чтобы искать здесь тайные ходы и замурованные двери.
— Подождите, — пробормотала Юдифь. — Вы что, всерьез полагаете, что исчезнувшее нацистское золото может быть… здесь спрятано?
Карл упрямо поджал губы.
— Это может быть, — вымолвил он.
— Но это совершенно невозможно, бессмысленно, — возразила Мария. — Да, эти старые развалины имеют бурную историю, это действительно так. Но во времена Третьего рейха здесь лишь располагались детский приют и пансионат для юных матерей.
— Ну, это лишь официальная версия, — сказал Стефан. Он игриво пожал плечами. — Но я думаю, что у нашего друга есть и другая?
Карл сверкнул глазами. Наверное, он почувствовал наше общее удивление и растерянность, и это вернуло ему отчасти его былую уверенность в себе.
— Ну и что?
Стефан хотел ответить, но на этот раз Юдифь его опередила.
— На этот счет вам совсем не нужно беспокоиться, Карл, — сказала она. — Ни один из нас не интересуется золотом нацистов. — Она энергично потрясла головой, чтобы придать своим уверениям большую значимость. — Нам это совсем не нужно. Ведь вы знаете, зачем мы здесь?
— Нет, — озадаченно вымолвил Карл.
Юдифь смерила его коротким, почти сострадательным взглядом.
— Не в обиду будь сказано, Карл, в таком случае вы единственный хозяин гостиницы, который не подслушивает. — Она поспешно остановила его жестом руки, когда он хотел что-то ответить, и продолжала: — Даже если меня посадить на ящик этого золота, я не трону его пальцем.
— А почему вы ее не спросите? — Карл настойчиво показал рукой в направлении Марии. — Она-то все гораздо лучше знает.
— Ты знаешь об этом? — спросил Стефан, обернувшись к Марии, но ни на секунду не упуская из виду Карла.
Мария ответила не сразу, на ее лице появилось задумчивое выражение. Ее взгляд растерянно блуждал по полутемному помещению.
— Я понятия не имею об этом, — наконец произнесла она.
— Но ведь ты живешь здесь, я правильно понимаю? — спросил Стефан.
— Да, это так, — ответила Мария. — Уже несколько поколений нашей семьи живут здесь, в Грайсфельдене. Но в те времена, когда все это происходило, меня еще не было, я родилась позже. Были слухи…
— Слухи? — встрепенулась Юдифь.
Мария помедлила несколько секунд, прежде чем неуверенно продолжила:
— Знаете, здесь люди неохотно говорят об этом замке. Но мой отец несколько раз рассказывал о том, как здесь появлялись нацисты, суетились в замке. Высокие чины СС и солдаты. — Она пожала плечами. — Так что это возможно.
— Несколько миллионов нацистского золота, спрятанные в детском приюте? — Юдифь задумчиво наклонила голову. — А что, это неплохая конспирация. Я имею в виду, что мало кому придет в голову здесь искать.
— Ну разве что Карлу, — сухо ответил Стефан.
Карл попытался состроить на своем лице мину, как если бы его несправедливо в чем-либо подозревали, но он не был особенно удачливым актером. Внезапно я понял то неприкрытое негодование, с которым Стефан смотрел на Карла.
— Какой же вы идиот! — воскликнул я. — Возможно, что фон Тун погиб, а мы с Эдом были буквально на волосок от гибели, и все это лишь потому, что вам угодно разыгрывать искателя сокровищ и боитесь, что мы раскроем вашу маленькую грязную тайну? Да вас следует…
— Успокойся, — сказала Юдифь. — Нет никакого смысла выворачивать все наизнанку.
Она положила свою руку мне на предплечье, желая успокоить меня, но не это прикосновение удержало меня от того, чтобы кинуться к Церберу и сделать нечто более грубое и решительное, чем просто выразить свое мнение. Меня остановил скорее звук ее голоса, насквозь пронизанный благоразумием. Я заставил себя закрыть глаза и глубоко вдохнуть и выдохнуть несколько раз. Да что же здесь происходит? Несомненно, у меня был повод сердиться на Карла. Но здесь было что-то еще. Что-то гораздо большее, что пробуждалось внутри меня и пугало меня самого. Черт возьми, я снова чувствовал, что это начинается, этот странный, спокойный холод, который словно пытался проникнуть в меня снаружи, который пытался проникнуть внутрь каждого из нас, который парализовал нашу волю и наши сердца и будил в нас внезапную брутальную жажду страданий, почти садистскую радость от причинения боли другому, которую я раньше не мог в себе даже подозревать. И только голос Юдифи в последнее мгновение выдернул меня из этого омута. То, что было в нем человечного.